Волчонок (сборник) - Страница 7

Девочка, дочь хозяев, произвела на него совсем другое впечатление: она никогда не принимала участия в шумных играх братьев, а обыкновенно шла тихонько или рядом с гувернанткой, или сзади всех.

«Да она, кажется, совсем не барышня!» – подумал Илюша, увидев ее в первый раз. Барышня, по его понятиям, должна была иметь важный, гордый вид, а маленькая Зиночка Гвоздева казалась скорее жалкой, чем важной. Одетая в нарядное платьице с открытой шейкой, с голыми ножка ми, она дрожала от утренней свежести и беспрестанно болезненно подергивала худенькими плечиками. Красноватые, как будто припухшие глаза ее не выносили яркого солнечного света – она то моргала ими, то щурила их. Скорая ходьба вдогонку за убегавшими мальчиками, видимо, утомляла ее – она останавливалась, отставала от гувернантки, и тогда та сердито толкала девочку или дергала за руку. Вообще гувернантка эта, едва осмеливавшаяся делать какое-нибудь замечание своим балованным воспитанникам, обращалась крайне грубо с бедной девочкой.

Один раз Зиночка, заглядевшись на работу садовника, пересаживавшего какое-то растение из одной клумбы в другую, ступила на сырую землю и запачкала свой нарядный серенький ботинок. Заметив это, гувернантка со всей силы дернула ее за руку и сердито заговорила с ней на каком-то непонятном Илюше языке. Зиночка закрыла лицо руками и горько заплакала. В эту минуту дверь комнат отворилась и на балконе показалась сама барыня.

– Что такое, что Зина опять плачет? – сердитым голосом проговорила она. – Зина, приди сюда!

Девочка с видимой неохотой подошла к матери, и Илюша вслед за ней прокрался к балкону.

– Зина, – строгим голосом проговорила барыня, – сколько раз говорила я тебе, чтобы ты не смела никогда плакать в саду. Ты, кажется, хочешь, чтобы все соседи видели твои капризы? А я этого вовсе не хочу! Пошла вон, я попрошу мадемуазель запереть тебя на целый день в классной комнате! Дрянная плакса!

Сердитая гувернантка потащила громко рыдавшую девочку в комнаты, а Илюша с этой минуты почувствовал необыкновенную жалость, даже нежность к бедной, обиженной Зиночке. Ему очень хотелось поговорить с ней, позабавить ее чем-нибудь, но он вскоре увидел, что это довольно трудно исполнить.

Дети всегда с удовольствием поглядывали, как садовник с Илюшей поливают сад. Как-то раз им вздумалось самим приняться за эту работу. Мальчикам тотчас же принесли хорошенькие маленькие лейки и приказали Илюше наполнять эти леечки водой из его большой лейки. У Зины не было леечки, она стояла посреди дорожки и с грустью поглядывала на забаву братьев.

– Жорж, дай мне немножко пополивать, – попросила она одного из братьев.

– Я сам хочу, лейка моя! – отвечал мальчик.

– Толя, дай мне твою леечку, на одну только минутку! – обратилась девочка к другому брату.

– Ишь, что выдумала, ободранная кошка! – закричал грубый мальчик. – Пошла прочь с дороги, а то я всю воду на тебя вылью. – И он замахнулся на нее лейкой.

Зина отошла прочь, и Илюша заметил на глазах ее слезы. Он быстро побежал в кухню, выпросил у тетки большой старый чайник, наполнил его водой и поднес Зиночке.

– На, поливай, – проговорил он.

Зина взяла чайник, и глазки ее заблестели от удовольствия.

– Пойдем, я тебе покажу, какие цветы надо полить, – продолжал Илюша, помогая девочке поддерживать тяжелый чайник.

Зина готова была идти за ним, но в ту минуту раздался голос Жоржа:

– Зина, ты зачем это с мальчишками разговариваешь? Постой-ка, я маме скажу!

Девочка отошла от Илюши, но слабые руки ее не могли удержать чайник в равновесии; он пошатнулся, и несколько капель воды пролилось на ее платье. Гувернантка тотчас заметила это, вырвала чайник из рук девочки, выплеснула воду на землю, а Зиночку усадила возле себя на скамейку. Илюша видел печальное лицо девочки, но подойти к ней не осмелился.

Через несколько дней после этого ему удалось оказать более важную услугу Зиночке. Сердитая гувернантка не ужилась у Гвоздевых и ушла от них. Недели две детям позволяли играть в саду одним, без присмотра старших. Зиночке от этого было еще хуже, чем от строгости гувернантки: братья постоянно обижали ее, они были гораздо сильнее ее, и она не могла от них защищаться; если же она жаловалась матери, та говорила, что она плакса, капризница, недотрога, и наказывала ее же, а мальчикам не делала даже замечания за их грубость. Раз утром Жорж вздумал играть в лошадки и запряг Зиночку. Девочка не любила бегать, она была слабого здоровья, и усиленное движение утомляло ее.

– Я не хочу, я устала! – пропищала она, пробежав одну аллейку.

– Нет, ты должна! Папа ведь велел тебе вчера бегать и играть с нами… Я скажу папе, что ты его не слушаешься. Ну, беги же! Но-о! Пошла!

Зина пробежала еще немножко.

– Я не могу, я, право, не могу! – говорила она, задыхаясь.

– Не можешь? Так я же тебя!

Злой мальчик замахнулся прутом, заменявшим ему кнут, и со всей силы ударил по голой руке девочки. Зина вскрикнула от боли.

– Так тебе и надо, – не унимался Жорж. – Вот тебе и еще… – Он замахнулся во второй раз, но вдруг чья-то рука выхватила у него хлыст и он увидел перед собой Илюшу, с лицом, раскрасневшимся от гнева, со сверкающими глазами.

– Не смей ее трогать! – повелительным голосом проговорил маленький защитник Зины. – Если ты хоть пальцем ее тронешь, я тебя отдую этой палкой – он показал большую палку, которую держал в руке, – я ведь сильнее тебя!

Неожиданное вмешательство Илюши, его решительный тон и сердитое выражение лица до того поразили детей, что они совсем растерялись. Жорж, отчасти чувствовавший себя виноватым, отчасти испугавшийся палки своего противника, бросил вожжи, за которые держал сестру, и убежал, ворча что-то себе под нос. Зиночка плакала и от боли, и от страха как перед своим притеснителем, так и перед защитником и поспешила спрятаться в беседку, чтобы мать не заметила ее слез и не наказала ее.